Странно, но я не помню свой первый школьный день — могу лишь примерно его себе представить. Я уверена, что родители меня не сопровождали. Возможно, со мной был мой брат Яша, который уже учился в третьем классе. Конечно же, я несла в руках букет цветов для учительницы. Традиции дарить первоклашкам школьный кулек в те годы, да еще в России, конечно, не было. А о подарках и говорить нечего.

 

Школа открыла для меня дверь в новый, увлекательный мир, в котором я чувствовала себя хорошо. Мне сразу понравилось все, что было связано с этим миром: приятно пахнущие, свежеокрашенные парты, новые учебники, школьные принадлежности, интересные уроки и, конечно же, моя первая учительница — Галина Николаевна.

 

Хотя я была тихим и застенчивым ребенком с депрессивным уклоном, я все же жаждала общения, понимания и одобрения. Теперь я понимаю: я хотела уйти от равнодушия, холода и запретов родительского дома. А также — от чего-то страшного, что, вероятно, к тому времени уже почти полностью забыла и похоронила в глубинах подсознания.

 

Да, я мечтала о другом, лучшем мире. И вот — он оказался совсем рядом!

 

Он был разительным контрастом тому, что я видела дома, и с самого начала я оказалась в конфликтной ситуации. Мне нужно было решить: либо я принимаю скучный, но привычный домашний мир с Библией и молитвами, либо выбираю другой — без Библии, но интересный и близкий мне по духу.

 

Я была уверена, что Бога нет. Эта уверенность, хоть и интуитивная, сформировалась у меня очень рано — как логический вывод из моего небольшого жизненного опыта: молись сколько хочешь — Бог не поможет, значит, его нет. Это совпадало с тем, что нам говорили в школе. В моем новом мире не было ни рая, ни ада, не нужно было молиться, читать Библию и ходить на богослужения. Напротив, религия запрещалась, и то, что дома считалось грехом — читать книги, смотреть телевизор, ходить в кино, веселиться и танцевать — в школе приветствовалось.

 

Поскольку мне так нравился этот мир, я была убеждена, что все, чему нас там учили, — правильно. Что социализм скоро сменится еще более прекрасным коммунизмом, а коммунисты — лучшие люди общества и пример для подражания. Да, я догадывалась, что мои родители не разделяют этих взглядов, но они не объясняли нам, детям, почему. Они никогда не говорили о прошлом и о том, что им пришлось пережить. Это большая, трудная тема, и сейчас я не буду в нее углубляться. Я просто хочу объяснить, с какими противоречиями мне пришлось столкнуться в юности.

 

Нет, я не считала своих родителей злыми, недалекими или необразованными из-за их веры в Бога. Я хорошо понимала, что они не могут иначе — они возлагали на Бога все свои надежды. Они верили в него, потому что были убеждены в его существовании и в том, что он им помогает. Я же не верила, потому что была убеждена, что его нет, и, исходя из этого, мне некому было помочь. Я прекрасно понимала, что ни одна из сторон никогда не сможет доказать свою правоту.

 

Учителя любили тихую, прилежную девочку, часто грустную и витающую в облаках. Почему бы и нет? Я хорошо училась, и мое первое сочинение уже показало, что у меня есть литературные способности.

 

Сама я, однако, удивлялась, почему только я одна в школе умею хорошо писать. Я вовсе не считала, что у меня особый талант. Может быть, другие школьники не были свободны в выражении чувств, мыслили стереотипами, слишком придерживались темы, тогда как я с самого начала привносила в свои тексты собственные мысли и чувства?

 

Поскольку я много читала и постоянно расширяла словарный запас, а также обладала хорошим чувством гармонии текста, мне без труда удавалось создать из сочинения нечто из ряда выходящее — к большому восторгу учителей. Думаю, и правописание было мне заложено в генах, ибо я никогда не делала ошибок в русском языке.

 

Но теперь самое время перейти к тому, о чем я, собственно, и хотела рассказать. К той большой глупости, которую я совершила в третьем классе.

 

Как можно понять из вышеизложенного, я тогда была маленькой патриоткой — по крайней мере, до тех пор, пока меня не начали одолевать сомнения. Но до них я дошла уже взрослым человеком.

 

Итак, отвергнув старый мир, я полностью окунулась в атмосферу нового, считая его единственно правильным и справедливым. Будучи ребенком, я еще не догадывалась, что он намного хуже и лживее первого.

 

Уже в начальной школе детей в Советском Союзе вовлекали в политическую деятельность. Как и большинство первоклассников, я была октябренком и с гордостью носила значок — красную звездочку с изображением маленького Владимира Ульянова.

 

В третьем классе политизация перешла в следующую фазу: нас по очереди спрашивали, хотим ли мы вступить в пионерскую организацию. Я сразу согласилась, так как родители к тому времени мне этого не запрещали. Но некоторые одноклассники ответили отрицательно, а несколько девочек опустили головы и начали плакать. Наказ родителей был ясен. (Почти все дети в начальной школе были немецкой национальности, и почти все родители, как и мои, — баптисты.)

Я была поражена, я не могла их понять! Почему они не хотят? Ведь это так здорово — быть пионером, быть готовым к подвигам! Всегда готовым! Кроме того, я считала ношение красного галстука особенным шиком и давно мечтала об этом.

 

Дома я рассказала родителям, как девочки отреагировали. Отец пожал плечами: «Глупо из-за этого плакать».

 

Его реакция только укрепила меня в моих чувствах, и я решила «показать им». Я знала, что мои писательские способности окажут мне «добрую» услугу (то, что они могут стать опасным оружием и обернуться против меня самой, я поняла лишь позже). Недолго думая, я составила дома текст, в котором дала волю своему негодованию.

 

К сожалению, я больше не могу вспомнить, что именно тогда написала. Было бы интересно прочитать это сейчас, но письмо навсегда осталось в складках далекого прошлого, а его содержание полностью стерлось из моей памяти. Помню только подход к «операции» — он был абсолютно непродуманным. Мне пришла в голову «гениальная» идея — подписать памфлет: «Подпольная группа юных пионеров».

 

Я была еще хитрее — использовала печатные буквы. Но поскольку идея пришла уже после начала письма, я просто заклеила первую строчку полоской бумаги и написала поверх нее печатно. Почему? Лень было взять новый лист? Закончилась бумага? Не знаю, что происходило в моей голове — в девять лет все же нужно иметь немного больше ума.

 

Закончив писанину, я сложила лист и, дождавшись перемены, засунула его в портфель одной из девочек. Я не ожидала, что она сразу передаст письмо учительнице. Наверное, надеялась, что «отказники» прочитают его, осознают свою ошибку, и все-таки захотят стать пионерами.

 

Так лавина пришла в движение. Меня вызвали в учительскую, ткнули носом в мое творение: «Это твое?»

 

Сначала я хотела отрицать, но увидела, что наклеенная полоска бумаги была удалена, и обнажились начальные слова. Почерк легко было узнать. Лгать — бесполезно!

 

Взрослые с серьезным выражением лица начали расспрашивать, что это за подпольная группа и кто в нее входит. К счастью, они быстро поняли, что группы не существует, и я преступник-одиночка, если можно так выразиться.

 

Учителя не были слишком строги, но отправили меня домой с наказом — привести родителей.

Отец был поражен: «Ты-то что натворила?» Не получив вразумительного ответа, он отправился в школу.

 

Когда он вернулся, я по его хмурому лицу поняла, в каком он настроении. Родители призвали меня к себе и устроили своего рода перекрестный допрос. Долго я не выдержала и разрыдалась.

 

Совершенно неожиданно — такого я не ожидала — отец притянул меня к себе, обнял и успокаивающе погладил по голове: «Все будет хорошо. Не плачь. Но пообещай нам, что подобное больше не повторится». Я пообещала, энергично кивая и всхлипывая. Потом он сказал:

 

«Если ты непременно хочешь высказать кому-то свое мнение письменно, то имей смелость подписаться собственным именем».

 

Эти слова произвели на меня потрясающий эффект. Внезапно мой поступок предстал в совершенно ином свете. Я поняла — то, что я сделала, не только плохо, но прежде всего трусливо и постыдно. Это стало для меня большим уроком, а слова отца навсегда врезались в память.

 

Мне недолго разрешали носить красный галстук — в том же учебном году родители неожиданно ввели на него запрет. Видимо, в баптистской общине* было решено, что все, связанное с коммунистами, дело рук дьявола.

Что делать? Будучи пионеркой, я должна была обязательно носить галстук в школу. Поэтому я поступала хитро: выходила из дома без галстука, а перед школой надевала его. После уроков повторяла тот же трюк, только наоборот — снимала галстук до возвращения домой.

 

Так, едва успев начаться, завершилась моя политическая карьера. Разумеется, после этого родители запретили мне вступать в комсомол. Но, признаться, меня этот запрет особо не расстроил.

 

* Небольшая справка: Верующим официально запрещалось собираться и проводить богослужения без регистрации своей общины, чего они долгое время избегали, опасаясь усиленного контроля со стороны властей. Их встречи проходили тайно и регулярно меняли место — каждый раз в другом доме. Позже баптисты все же согласились зарегистрироваться, что позволило им получить разрешение на строительство и организацию собственного молитвенного дома.

 

 Авторский перевод с немецкого по книге: „In der sibirischen Kälte“, 2016